розовый бегемот

Когда я была маленькой, у меня был бегемот. Можно еще сказать гиппопотам, но бегемот мне больше нравится. Он был большой, поролоновый, бежево-розовый. Язык во рту, ноздри и внутренняя поверхность ушей из темно-красного мягкого фетра. Гладить пальцем эти фетровые вставки было очень приятно, и мне, и бегемоту. Имени у него не было, потому что зачем? – на свете не так много бежево-розовых бегемотов из поролона.

У меня еще были маленькие пластмассовые пупсики, которым я шила одежду, бумажные куклы, которым я рисовала и вырезала одежду, и мягкие игрушки, которые я шила сама по книжке, но это было уже гораздо позже. Пупсики и куклы приходили и уходили в небытие, а розовый бегемот был всегда со мной.

Хотя со мной он был только, когда я бывала у бабушки, на месяц раз в году. Я засыпала и просыпалась с бегемотом, не носила его на улицу, чтобы не дай бог, не случилось с ним чего. Когда мы уезжали назад, на Дальний Восток, бегемот оставался у бабушки, ждать меня до следующего года, потому что он бы занял много места в чемодане, а у нас и так было много вещей. Но это было к лучшему, потому что пока он меня ждал, он был в надежном месте. И я ждала.

Мне часто снилось, как я приеду, залезу в бабушкин шкаф – в нижний выдвижной ящик, который открывается туго, со скрипом и пахнет немного нафталином и свечками, две бронзовые висюльки выскальзывают из пальцев, но я тяну, тяну, а потом подвигаю отрезы и новые тапки, и там, за ними, лежит мой бегемот. И смотрит на меня влажными от счастья коричневыми пуговицами. Потом мы лежим с бегемотом на гобеленовом пледе в разноцветную шашечку и я пробую пальцем фетровые шершавости, они такие же, как в прошлом году, хорошо, что ничего не изменилось. Потом один глаз куда-то делся. Я помню, как он висел на ниточке, потом отрвался, потом я держала его в руке, чтобы дать матери пришить, потом он все-таки потерялся.

Когда-то бабушки не стало. Приезжая в отпуск, мы останавливались у другой бабушки. Когда-то я выросла. Когда-то я забыла про бегемота. Перед эмиграцией я приехала повидаться с тетей, она жила в бабушкиной квартире. Шкаф был на месте, и тут я вспомнила. Поискала, вместо тапок лежал новый тюль. За ним ничего не было.
„Ир, а игрушки выкинули?“ – спросила я.
„Какие игрушки? Игрушек не помню“, – ответила Ира.

Шесть лет спустя у меня родилась дочь. У нее много игрушек. Я бы купила ей поролонового бегемота, но ни такой, ни хоть отдаленно похожий нигде и никогда мне не встречался. Как-то ко мне приехал отец, он хотел подарить внучке самую лучшую игрушку, советовался со мной, какую. „А помнишь, – меня осенило, – у меня был такой поролоновый розовый бегемот, здоровый, с пол-меня? У бабы Нади, помнишь?“ Отец не помнил. Я описывала моего бегемота в подробностях, его уши, его хвост, его фетровый язык, я рассказывала, где он лежал, я упрекала, что бегемота ни разу не взяли с собой, но уже засосало под ложечкой, и стало пусто в животе…

„Да не было у тебя никогда никакого бегемота! Не было,точно тебе говорю“.
Поролоновый мой друг. Так даже лучше. Так ты всегда со мной, мой розовый, мой  поролоновый друг.

Veröffentlicht von

juliag

Julia Grinberg, Mitglied des „Salon Fluchtentier“. Zu hören bei Lesezimmer.de, zu lesen online bei: Fixpoetry, Verlagshaus Berlin, Signaturen, analog bei Seitenstechen (Homunculus Verlag), MosaikZeitschrift, außer.dem, All Over Heimat, OSTRAGEHEGE, Jahrbuch der Lyrik 2021. Debütband "kill-your-darlinge" ist 2019 erschienen. Header-Bild: Alexander Paul Englert